[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

— Если ты того пожелаешь.

— Ну разумеется, нет, — фыркнул Шэнь Цинцю. — А что если я пожелаю занять пост главы пика Цюндин, уступишь мне его? Отдашь мне место главы школы? — Сделав паузу, он бросил ему в лицо последние слова: — Среди двенадцати пиков Цинцзин второй по значению, так что я предпочту дождаться этого места.

— Сяо Цзю, ну зачем ты так, — вздохнул Юэ Цинъюань.

От звуков этого имени Шэнь Цинцю содрогнулся.

— Не называй меня так! — раздражённо бросил он.

Из всего поколения, получившего имя «Цин» Шэнь Цзю обладал наиболее гибким умом. Благодаря этому он сразу приглянулся горному лорду и был назначен его преемником, невзирая на то, что он не так давно появился на пике Цинцзин, а задатками не превосходил прочих. После того, как адептам даровали новое имя, старое больше не использовалось.

В прошлом, когда Цю Цзяньло силой обучал его читать и писать, Шэнь Цзю противился этому всеми силами души. И всё же именно благодаря своим познаниям он смог превзойти сотоварищей по учёбе, снискав благоволение лорда пика Цинцзин. И надо же было судьбе сыграть столь невероятную шутку, что из всех иероглифов на свете его наставник выбрал именно «Цю»!

Но каким бы нелепым совпадением это ни было, как бы ни скрежетал из-за этого зубами Шэнь Цинцю, он не желал иного — ведь отныне это имя символизировало его новую жизнь.

Приведя мысли в порядок, Шэнь Цинцю бросил с лёгкой улыбкой:

— Это имя наводит на меня тоску, так что я давно выкинул его из памяти, и прошу главу школы также забыть его.

— Могу ли я надеяться, — медленно ответил Юэ Цинъюань, — что, когда ты наконец отзовёшься на это имя, то это будет значить, что ты избыл свою тоску?

— Это невозможно, — холодно усмехнулся Шэнь Цинцю. — Юэ Цинъюань, позволь мне сказать тебе вновь: я больше никогда не хочу слышать этого имени.

Примечания:

[1] Успешно притворялся одним из них – в оригинале поговорка 如鱼得水 (rú yú dé shuǐ) – в букв. пер. с кит. «как рыба, добравшаяся до воды», в образном значении соответствует идиоме «как рыба в воде», означая «быть в своей среде, на своем месте».

[2] Молоденькая – в оригинале 青葱 (qīngcōng) – в букв. пер. «ярко-зелёный», «перья лука», в переносном значении – «бурно развивающийся, растущий».

[3] В доме веселья – в оригинале 秦楼楚馆 (qínlóuchǔguǎn) – в букв. пер. с кит. «циньский терем и чуское подворье», в образном значении «жилище гетеры».

Следующая часть

Глава 91. Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю. Часть 5

Предыдущая часть

Вконец утратив самообладание, Шэнь Цинцю отправился на пик Цюндин.

Обычно он избегал этого пика всеми правдами и неправдами, как и самого Юэ Цинъюаня — будь его воля, он предпочёл бы вовсе с ним не встречаться.

Потому-то ежегодные состязания двенадцати пиков доставляли ему столько беспокойства.

Среди двенадцати пиков хребта Цанцюн существовала строгая иерархия. Это не было напрямую связано с силой пиков — имело значение лишь то, кто из первого поколения каждого пика раньше сделал себе имя. Последующие поколения, обращаясь друг к другу, следовали этому установленному порядку, без учёта того, когда они сами заняли пост главы пика. Потому-то, хоть Шэнь Цинцю поступил в заклинательскую школу гораздо позже, чем Лю Цингэ, тот был вынужден, проглотив свою гордость, именовать его «шисюном», поскольку пик Байчжань шёл в этом ряду лишь седьмым, в то время как пик Цинцзин уступал в старшинстве лишь пику Цюндин.

И по этой же самой причине адепты пиков Цюндин и Цинцзин всегда выстраивались на подобных мероприятиях ровными фалангами [1] бок о бок друг с другом, так что Шэнь Цинцю был вынужден стоять рядом с Юэ Цинъюанем.

И, поскольку тот не имел возможности поговорить с ним в другое время, он пользовался возможностью расспросить Шэнь Цинцю о его житье-бытье — от важных вещей, таких как прогресс в совершенствовании духа и тела, до того, хорошо ли он питается и тепло ли одевается — при этом Юэ Цинъюань не успокаивался, пока не задаст все вопросы. Это порядком раздражало Шэнь Цинцю, однако у него хватало ума не выказывать неуважения старшему адепту главы школы на людях. Соблюдая внешние приличия, на двадцать вопросов Юэ Цинъюаня он отвечал от силы одной фразой, при этом про себя повторяя пособия по секретным техникам, которые учил прошлой ночью, или предаваясь раздумьям о посторонних вещах.

Сами того не ведая, они стали главным источником развлечения для всех присутствующих, которые самозабвенно глазели на то, как один старший адепт, презрев правило соблюдения тишины, судорожно шепчет что-то другому, который, сохраняя предельно сосредоточенный вид [2], лишь издаёт какие-то невнятные звуки в ответ; по крайней мере, это позволяло окружающим выдержать томительно длинную речь перед открытием состязаний.

Потому-то, когда Шэнь Цинцю скрепя сердце всё же отправился на пик Цюндин, его появление принесло нежданную радость не только Юэ Цинъюаню: все адепты без исключения готовы были бить в гонг и стучать в барабаны, созывая окружающих на новую потеху.

Однако Шэнь Цинцю не собирался задерживаться, не говоря уже о том, чтобы устраивать бесплатный цирк [3]: получив разрешение на медитацию в пещерах Линси, он тотчас отбыл.

Эти изобилующие духовной энергией пещеры были полностью изолированы от окружающего мира. По мере того, как Шэнь Цинцю углублялся в них, его лицо темнело всё сильнее.

Ущерб, причинённый ему годами под властью Цю Цзяньло и У Яньцзы, по-прежнему сковывал его, даже столько лет спустя.

Из всего нового поколения горных лордов Юэ Цинъюань был первым, кому удалось сформировать золотое ядро [4]. За ним по пятам следовали Ци Цинци и Лю Цингэ. Даже этот бесталанный Шан Цинхуа с пика Аньдин — и тот, пусть и не без труда, нагнал их перед тем как занять свой пост.

И чем нетерпеливее становился Шэнь Цинцю, тем сильнее увязал на одном месте, неспособный двигаться дальше. С каждым днём в его полной неуверенности душе росло беспокойство, словно он глотал по несколько сотен цзиней табака, заедая их петардами. Его голова и солнечное сплетение пылали, усугубляя природную импульсивность и взбалмошность, так что он взрывался от любой мелочи. Видя, в каком он состоянии, остальные предпочитали не попадаться ему на глаза — но это отнюдь не спасало их от вспышек его ярости.

После того, как он дал Ло Бинхэ пособие с неправильными техниками совершенствования тела и духа, мальчишка должен был давным-давно